Вы были на даче у моего деда? Конечно, нет. Что вы там забыли? Я и сама там не была уже лет десять, с тех пор, как моего деда, собственно, и не стало. Да и хуй пустил бы вас мой дед к себе на дачу… Нахуй вы там ему были бы нужны?
А когда-то я ездила туда каждое лето. На три, сука, летних месяца. И дача с дедом, поверьте, была гораздо более приятной альтернативой деццкому пионерлагерю «Мир», путёвки в который пару раз добывала у себя на работе моя мама, и перестала эти самые путёвки добывать, когда узнала, что её десятилетнюю дочь там научили ругаться матом и курить. Осталась дача. Шесть соток, засаженных помидорами и картошкой. Охуительная такая дача.
Дача эта находилась там, где ей и положено было находиццо. В жопе мира. В Шатуре. Почти в Шатуре. Но это, в общем-то, роли не играет. На дедовой даче я провела лучшие годы своей жызни, пропалывая грядки с морковкой и репчатым луком, и заливая норы медведок раствором стиральнова порошка «Лоск».
Но вот минули эти лучшие годы моей жизни, и я выросла.
Не то, чтоб уж очень сильно, но пару раз я уже приходила домой нетрезвая, украдкой блевала в цветочный горшок полуфабрикатами Кордон Блю, за что стоически выдержала три вагона аццких пиздюлей от мамы, и ещё я небрежно носила в заднем кармане джинсов два гандона «Ванька-встанька».
Значит, взрослая, и ниибёт.
Жарким июльским днём я, вместе с подружкой Сёмой, вывалилась из пригородной электрички Москва-Шатура на пыльный перрон одной узловой станции.
- Городишко – гавно. И очень ссать хочется.. – Авторитетно заявила, и попрыгала на одной ножке Сёма. – Может, поссым, и домой?
- Хуй. – Сурово отрезала я. – Город нормальный. Тут смешно и культурно. Все прелести цивилизацыи есть. Хочешь срать – вот те привокзальный сортир, хочешь жрать – вот те… - Тут я запнулась. Сёма ждала. Я две секунды подумала, и продолжила: - Хочешь жрать – вот те палатка ООО «Пятачок». Там есть пиво и рыбка «Жопный валасатег». Хочешь ебаццо…
Сёма перестала прыгать, и громко, слишком громко крикнула:
- Хочу!
Толпа зомбированных дачников, пиздующих по перрону с лопатами наперевес, сбилась с шага, и посмотрела на Сёму.
- Идите нахуй. – Тихо сказала Сёма зомбированным дачникам, и чуть громче, добавила: - Ебаццо, говорю, хочу.
Я обняла подругу за плечи, дала ей несильного поджопника, и впихнула в толпу зомби:
- Иди, и делай вид, что ты тоже идёшь на дачу, поливать огурцы. Тут так принято. По пятницам все прибывшие в этот Сайлент Хилл обязаны поливать огурцы. Если ты щас будешь орать, что хочешь ебаццо – тебя сожрут. Отпиздят лопатами, и сожрут. Тут так принято, понимаешь?
Сёма покрепче ухватила двумя руками свою сумку, из которой торчали две ракетки для бадминтона, и кивнула:
- Понимаю. Но вот поебацца бы…
- Поебёшься. У нас на даче два сторожа симпатичных работают. Два Максима. Один толстый, но, говорят, у него хуй с километр, а второй…. А второй тебя всё равно ебать не будет. Так что ориентируйся на толстого с километром.
- А почему второй меня ебать не будет? – Обиделась Сёма, и запихнула ракетки поглубже в сумку. – Он не любит стройных женщин в белом спортивном костюме фирмы «Хунь Пынь Чоу»? Он не вожделеет сексапильных брюнеток с бадминтоном? Он…
- Понятия не имею. – Перебила я Сёму. – Может, и вожделеет. Только ебать он тебя не будет, потому что у нас с ним курортный типа роман. Ну, под луной с ним гуляем, он для меня подсолнухи ворует с соседних дач, и дарит мне букеты… Любовь у нас, сама понимаешь.
Сёма сбилась с шага, посмотрела на меня, и кивнула:
- Ну, раз подсолнухи букетами – это серьёзно. Это к свадьбе по осени. К пляскам под баян, и к коляске для двойни. Так и быть, возьму километр на себя. Пойдём уже поссым в этом вашем «Пятачке».
- В сортире, дура. Ссать надо в сортире. Жрать – в «Пятачке». Смотри, не перепутай. Хотя, в общем, можно и там, и сям поссать. Идём. Лицо только держи. Лицо огуречного фаната. Не урони его только. А то нам обеим пиздец.
Вечером того же дня, досыта наигравшись в бадминтон и в какие-то кегли, похожие на синие распухшие фаллосы, найденные нами с Сёмой на чердаке, мы засобирались на свидание с Максимами. Засобирались тщательно.
- А вот скажи-ка мне, подруга, - Сёма вскинула бровь, и придирчиво выдавила прыщ на носу, - сторожа твои, Максимы которые, с километровыми подсолнухами… Богаты ли они? Имеют ли собственное авто с тонированными стёклами, и магнитофоном? Не зажмут ли они паскудно пару сотен рублей девушкам на шампанское и шоколадку? Мне важно это знать, Лидия.
Я, высунув язык, и начёсывая на затылке волосы, с жаром отвечяла:
- Побойся Бога, Сёма. Как я могла пригласить тебя на эту поистине охуительную виллу, не позаботясь заранее о приличных кавалерах? Конечно, у них нихуя нет авто, Сёма. Нет, не было, и, боюсь, что уже никогда не будет. Какое им, блять, авто?! Авто в этом курортном городе есть только у привокзальных таксистов. Даже три авто. Одно с магнитофоном, два остальных – Запорожцы. Зато тут есть дохуя электричек. Это ли не щастье?
- Это пиздец какое щастье, Лидия. – Почему-то вздохнула Сёма, и небрежно мазнула по своим аристократично-впалым щекам оранжевыми модными румянами. – Зачем мы здесь? Вкусим ли мы, при таких минимальных условиях, шампанского с Камамбером, или, хотя бы, «Жигулёвского» с воблянкой? Чота, знаешь ли, километровый хуй меня уже не прельщает. Если шампанского не будет. С воблой. Хрен с ним, с Камамбером.
- Не отчаивайся, Сёма. – Утешила я подругу, и выпустила на лоб локон страсти из своей вечерней причёски в форме осиного гнезда. – Не печалься. Не в вобле щастье, поверь моему опыту.
- А в чём? – Посмотрела на меня Сёма, жалобно почёсывая лобок. – Зря я, получается, пизду побрила, да?
- Не зря, не зря, Семёныч… Ох, как не зря. Щастье, Наталья, это… Это… - Тут я запнулась, и вытащила ещё один локон страсти. – Это я не знаю чо такое, но сегодня мы с Максимами пойдём в город, на дискотеку. Там тебе и будет щастье. Уж поверь моему опыту.
И Сёма поверила. Да и как ей было не поверить? Она была так свежа и беззащитна, а у меня в руках была расчёска с острым хвостиком, и слюни на губах пузырились.
Ровно в десять вечера мы, разряженные в пух и в прах, гордо шли по каменистой дороге к сторожке. К Максимам.
По Сёминым пяткам гулко шлёпали лаковые сабо, и ветер раздувал её белые спортивные штаны, а я выпячивала свои груди, обтянутые красной майкой с надписью СССР, и украдкой почёсывала жопу под тесными джинсами Сёмы, выцыганнеными у неё на один вечер, для выебнуцца.
Максимы, в количестве двух штук, стояли у ворот дачного посёлка, и одинаково благоухали туалетной водой «Доллар».
- Здравствуйте, девушки. Вы охуительно очаровательны сегодня. – Поприветствовали нас кавалеры, а толстый Максим подмигнул Сёме: - Прекрасные у вас брюки! Почти такие же прекрасные, как мой большой хуй. Меня зовут Максим.
- Очень приятно, - потупилась Сёма, - А бабло у вас есть?
- Да у нас его просто дохуя, мадам! – Бодро ответил толстый Максим, и прищурился: - А как вы относитесь к сексу на свежем воздухе в позиции догги-стайл?
Сёма растерялась:
- Это после шампанского?
- Это после водки. Шампанское в нашем городе после десяти вечера не продают. А водку мы купили заранее. Давайте же наебнём водочки, мадам, и я вас провожу на самый шикарный дансинг в этих окрестностях. Поверьте, если вы не были на дансинге в «Старом Замке» - вы прожили бессмысленную жизнь.
- «Старый замок» - это, случайно, не ООО «Пятачок» с туалетом? – Спросила Сёма, глядя на меня.
Я смотрела на своего возлюбленного, и из-за пузырящихся слюней Сёму почти не видела. Но всё равно ответила:
- Нет. Это клуб такой. Но туалет, если чо, там тоже есть. Так что бери Макса за его километровую гениталию, чтоб никто не спиздил, и пойдём скорее на дансинг, пить водку, и танцевать краковяк.
Возле шикарного деревянного сарая с выложенной из совдеповской ёлочной гирлянды надписью «Диско-бар «Старый Замок», мы остановились передохнуть, и выпили водки.
- Мне тут не нравится… - Поводила жалом Сёма, и раздавила лаковым сабо ползущую по дороге медведку. – Чует моё сердце, не будет нам тут с тобой щастья. Про шампанское я уже даже не говорю. Пойдём лучше в «Пятачок». Поссым на брудершафт, и рыбкой закусим. Наебали нас твои Максимы.
- Вы на фасад, мадам, даже не смотрите! – Вынырнул из темноты толстый Максим, и ловко подлил Сёме водки. – Вы ещё внутри не были. Гламур! Пафос! Шарман!
- Какой, блять, гламур, без шампанского… - Шмыгнула носом Сёма, и выпила водку. – Но раз уж пришли…
- А я об чём! – Возрадовался Максим, допил остатки водки, и ловко закинул в кусты пустую бутылку. – Давайте же войдём!
И мы вошли в сарай, заплатив косоглазой пожилой женщине в очках Гарри Поттера, что сидела в собачьей конуре у входа, сорок рублей за возможность собственными глазами увидеть обещанный гламур и пафос. И получили взамен четыре автобусных билетика образца восемьдесят седьмого года.
В сарае было страшно и пахло блевотиной. А ещё там танцевали рэп три калеки, одетые в треники с лампасами и в красные пиджаки. А четвёртый калека стоял у стены, и дёргал шнурок выключателя в периодичностью два дёрга в секунду. Поэтому у него была мускулистая правая рука, и исступлённое выражение лица.
- Это Славик. – Шепнул мне в ухо мой принц. – Здоровый как чёрт. Особенно, справа. Ты ему не улыбайся. Может подумать, что ты его соблазнить хочешь. А мы с Максом против Славика не попрём. Он тут в авторитете. И подругу свою предупреди.
Я наклонилась к Сёме, и быстро ей сказала:
- Видишь того мудака, который светомузыку тут делает? Обходи его сзади. Говорят, он пизды всем даёт просто так.
- Хау матч из зе фи-и-иш! Скутер! – Вдруг завопил один из танцующих, и Славик задёргал рукой ещё быстрее, а рэп в пиджаках стал ещё энергичнее.
- Щас обоссусь. – Доложила мне Сёма, и стала ломиться к выходу.
- Куда? – Схватил её за руку Максим. – За вход сороковник уплочено, а пописать можно вон за той дверью. Там туалет.
Я почувствовала, как меня схватила за руку Сёмина мокрая ладошка, и поняла, что мне тоже пиздец как необходимо попасть за ту самую сказочную дверь. Ибо до Пятачка я точно не дотерплю.
Мы влетели в сортир, по пути снимая свои модные штаны, и встали как вкопанные.
- Может, в Пятачок, а? – Заскулила за плечом Сёма, а я почувствовала, что Пятачок идёт нахуй, потому что я уже пописала.
В огромном помещении стоял постамент. Такой, сука, каменный постамент. Как под памятником Ленину. Но Ленина там не было. Потому что вместо Ленина, на постаменте стоял унитаз. И очередь к унитазу выстроилась. Нехуйственная такая очередь. Из баб. И из мужиков тоже.
В тот момент, когда мы с Сёмой вошли в этот коммунальный санузел, на унитазе сидела косоглазая бабушка Гарри Поттера, и увлечённо гадила, теребя в руках клочок газеты. Очередь с завистью взирала на счастливицу, и переминалась с ноги на ногу.
- Домой хочу-у-у… - Захныкала Сёму, и тут же получила затрещину.
Не от меня.
Я даже не поняла сначала, отчего моя подруга, сделав странный пируэт, и потеряв при этом лаковое сабо, вдруг наебнулась к подножию памятника срущим людям.
Я не поняла, и обернулась.
И истина мне открылась во всей своей ужасающей откровенности.
Позади меня стояли три бабищи. Огромные бабищи с лицами даунов. Они стояли, смотрели на меня пустыми глазами, и жевали жувачку. Та бабища, у которой была юбка в горох, наклонилась ко мне, и басом спросила:
- Вы откуда, блять, сюда припёрлись, суки мрачные? Промышляете в чужом огороде? К Славику пришли, проститутки? Видали мы, как вы на него зырили. Особенно ты! – Баба ткнула в меня пальцем-сарделькой, и я присоединилаясь к Сёме. – Аж слюни распустила, блядища!
- Мы из Мос.. – Начала Сёма, но я больно её ущипнула, и пискнула:
- Мы с Мостков приехали…
- Какие Мостки, бля? – Грозно пожевала жувачку баба в горох, и пошевелила кустистыми бровями. – Это где такое? В Москве, что ли?!
А я ебу? Понятия не имею, где это, и чо такое. Но сказать сейчас слово «Москва» было равносильно тому, что подвалить к компании бритоголовых людей в тяжёлых ботинках, и сказать с ярко выраженным акцентом: «Я твою маму ебаль».
Жить очень хотелось.
- Это далеко. Это в… Это под Саратовом. Мы оттуда, из Саратова. То есть, из Мостков, что под Саратовом…
Поток мысли у меня иссяк, и я с надеждой подняла голову вверх, и посмотрела на срущую бабушку. Бабушка меня проигнорировала, а Сёма уже начинала терять сознание.
Бабищи переглянусь, и стали громко чавкать.
Мы с Сёмой ждали вердикта.
- А хули вы сюда пришли? – Наконец, спросила нас бабопидор в горох, и снова шевельнула бровью.
- А мы слыхали у себя в Мостках, что круче «Старого Замка» клуба нету. Что самые красивые девушки тут тусуют, и что тут роскошно и богато очень… Мы посмотреть приехали, потом в Мостках всем нашим расскажем. – Я уже не знала, чо такого сказать этой машине для убийства, чтобы она выпустила нас с Сёмой отсюда живыми.
- И в Саратове всем расскажи. – Вдруг подала голос вторая бабопидор, с татуировкой на пальцах. – Ты всем там расскажи, что «Старый Замок» - это… Это… - Словарный запас у бабы закончился, поэтому она просто выплюнула свою жувачку в середину соей пышной причёски, и закончила: - Можете уёбывать отсюда.
- Спасибо, тётенька!!! – Заорала Сёма, и понеслась к выходу, не оглядываясь назад.
Я её не винила. Потому что поступила точно так же.
Мы вылетели из «Старого Замка», проебали Сёмины лаковые сабо, споткнулись и упали раза по два, но довольно-таки быстро добежали до ООО «Пятачок».
- Поссым, и по рыбке? – Виновато спросила я у Сёмы, глядя как она трясущимися руками стягивает с себя штаны фирмы «Хунь Пынь Чоу».
- По пивку, и в Москву. – Твёрдо ответила Сёма, и тихо, по-фашистски, пукнула. – Ебала я в рот такие километровые хуи, ага.
… Вы были на даче у моего деда? Конечно, нет. Что вы там забыли? Я и сама там не была уже лет десять. Да и хуй пустил бы вас мой дед к себе на дачу… Нахуй вы там ему были бы нужны?
А вот я бы пустила.
И настоятельно рекомендовала бы посетить знаменитый клуб «Старый Замок».
Ведь, если вы никогда не были на дансинге в «Старом Замке» - вы прожили бессмысленную жизнь.
Поверьте моему опыту.
Автор: Мама Стифлера
